Александр Лысов
Письменным автопортретом и фото этого автора, к сожалению, мы не располагаем. Как только они появятся, разместим.
(К истории Русского литературного объединения Литвы *)
Александр Лысов,
доцент, ст. научный сотрудник
Кафедры русской филологии
Вильнюсского университета
Что такое, или кто такие – «РусЛО»? Пожухшие странички газет со стихотворными подборками, пылящиеся ныне в частном архиве, прослоенные редкими журналами, с поэтическими публикациями? Песни и стихи, звучавшие несколько лет в коротких минутах телевизионных и радиорепортажей? Память тех слушателей, кто приходил на творческие вечера в Малый зал Русского Драмтеатра или плутал по узким университетским коридорам в поисках 118 аудитории, где обычно проходили поэтические чтения? Или это молодые красивые лица, раскрасневшиеся и взволнованные, перед началом выступления, и те же – до хрипоты спорящие о достоинстве или промахах в том или ином стихотворении при ежемесячных сборищах на Кафедре Русской литературы древнейшего вильнюсского университета?.. Говорить ли об этом объединении поэтов в прошедшем времени? (Поэтические группы подолгу не живут? Три года – красный срок!)... Или, видя, что и сегодня после формального, по целой сумме причин, роспуска, поэты этого Объединения, хоть изредка, но встречаются, вот и альманах, далеко неполный и по составу имен, и по объему созданного в «русленский период», сами хотят подготовить, и смотрят вперед в другие встречи, вечера... все же предположить, что это уже какое-то душевное сообщество, творческая среда. Без чего пишущий стихи человек жить не может, тем более, в обстоятельствах, когда стихов все больше, а русских периодических изданий все меньше, точнее, сведены на нет, по крайней мере, для стихотворцев. Но культура ведь не только «профессионализм», она так и начинается, из стихии, из рвущейся музыки, которая, освободившись, «гармонизирует мир».
Вначале, как и положено, «было Слово» - «Русло» (аббревиатура Русского Литературного Объединения), затем клочок бумаги вывешенный в университете, приглашающий пишущих к участию, а дальше и заметка в газете «Эхо Литвы» призывающая к тому же. И вот собрались первые пятеро, потом еще и еще... Первый творческий «смотр душ» «Русла» состоялся 9 ноября 1996 года в университете, представители русской общины одобрили начинание... так и сложилось. Доклад о необходимости держать русскую речь в творческом состоянии, стихи, это состояние экспонировавшие, песня – для окончательного убеждения в широких и разных возможностях, и фотография всех – «для истории». Слово стало делом, и дело превратилось в слова рифмованные, вплетенные в ритм, прилаженные к метру и строфе, иногда природненные к гитарной струне авторской песни, изредка - пристроенные в строке прозы.
Многое можно перечислять, элегически вспоминая «труды и дни», будни и праздники «Русла». В основном, конечно, это было «устное состояние» - вечера, концерты, обсуждения, так и шутили горько: «”Русло” – русский устный летающий объект». Ездили и в Каунас, и в Висагинас, выступали в Лентварисе, но в основном – в столице, в школах, в Драмтеатре, в Союзе Писателей, в Обществе Литовско-русской Дружбы, в Посольстве России в Литве. Были тематические вечера «о любви», «о природе», по поводу 200-летия Пушкина, выступления с «жесткой лирикой», сводные для всех чтения, а то «дуэтом» или индивидуальные – И. Шпаковская, А. Лысов и Р. Станкевичене, Н. Шарова и висагинские исполнители авторской песни – В. Салимджанов, А. Яськов, Г. Заварин. Но, при всем этом, были очень неплохие, радовавшие глаз подборки стихотворений в газетах, сводные и персональные, - снабженные критической статьей, анкетой и снимком автора, даже его кратким интервью и знаком гороскопа. Не без казусов – где-то опечатки – «тройноногие» - вместо «стройноногих», чьи-то стихи под чужой фамилией вышли, где-то два стихотворения слепили в одно, и вроде – ничего получилось, где-то на место стихов поставили пародии, а пародии представили как стихи. Или вечер, названный «Эра стихозоя», в рекламе осветили, как «Эрос психозоя», что послужило приходу большого количества соответственно «озабоченных» слушателей.
«Русло» разрасталось и сжималось, становилось, чуть ли не объединением для всей Литвы – и из Каунаса приезжали, и из Висагинаса, из Клайпеды. По самым скромным подсчетам сквозь объединение прошло человек триста. Объявлялись ветераны и школьники, пенсионеры и группы авторской песни, даже бомжи свои были. Заглядывали журналисты и актеры, признаные и разочарованные авторы, сочинители-литовцы, пишущие на русском, и русские, переводящие себя на литовский язык. Шли споры – надо сделать объединение элитным, только для избранных, так ли уж необходимо для всех?! Конечно, для всех! Главное, чтоб талант, голос искренний и честный! Чтоб своеобразие и неповторимость! Гадали – раз столько «маргинальных» фигур в группе, придут-исчезнут, столько отливов-приливов, может, считать это «течением», а, может, остановить притоки? Нет – так и осталось открытым – «Всем, всем, всем!». И конкурсы школьных стихотворцев проходили под эгидой объединения, и представления группы на вечерах во время научных конференций, и «Русская весна поэзии», в 1997 состоялась в университете, в день, совпавший с открытием Президентского дворца: «Там Президент открыл дворец, Здесь завели мы – Балаганчик!». Пусть будет «много поэтов, хороших и разных!»
Мне выпала честь и радость руководить этим творческим сообществом в течение 3-х лет, да и по сей день, в душе, остаюсь я хотя бы участником этого славного собрания лирических душ. Со временем в Объединении отстоялась надежная группа авторов, человек двадцать, людей, очень разных в жизни - и по возрасту и воззрениям – но объединенных «одной, но пламенной страстью», душой служить стиху. Жить особым творческим усилием, поднимаясь над бытом, неурядицами, сложностью жизненного уклада поколения, попавшего в смену времен и эпох. Я старался не устраивать «раздраев», хотя, если подобное было, то запоминалось, заставляло и других подтягиваться. Но все же это были не только праздники, а серьезная работа по разбору стихов, не для злой критики, а для взаимного огня, для дальнейших лирических вспышек. Какие-то лекции, доклады, надолго запомнившееся лекцинное поучение «О технике стиха» Е. Суворовой, завершившееся пародией, с восклицаниями, – а что поэтам делать теперь, над чем биться, – «хореить», «дактилем» «ямбиться»? Что-то в этом роде... Мне привелось даже на научной лингвистической конференции выступить с докладом о поэзии «Русла». Далеко не все было сильным и значительным в поэтических опытах, но мы старались, чтобы стихи становились творением, были хотя бы стартовым разбегом к недосягаемому совершенству, радовались находкам, посмеивались, что облик «стиха не товарный, потому как – стихотварный».
Лично меня, например, всегда поражало, как при такой «рассеянной жизни», которой обычно живут стихотворящие существа, русленцы всегда были точны и аккуратны, когда дело касалось встреч, поездок, выступлений, сроков подачи стихов в печать. Надо думать, что дорожили этим, сообщим праздником нашим, и, как я ни старался прийти загодя, всегда уже кто-нибудь с новыми стихами дежурил в университетском коридоре в предвестном ожидании.
Самая большая сложность была связана с альманахом. «Русло» нравилось, было на слуху, звалось едва ли не «любимым детищем» русской общины Литвы, газеты, директора театров, школ всегда шли навстречу, предоставляли помещения для вечеров; баловали руслинцев и ТВ и радио, и вроде потенциальные спонсоры-толстосумы и люди от властей неизменно были на творческих вечерах. Но материальной поддержки «Русло» так и не обрело: потому и шутили, что в знаках препинания появился новый – «денежный знак». Как знать, выйди этот альманах в году 1998-ом – все было бы иначе, осуществилась бы закрепленная в общем тексте творческая связь, и она бы требовала дальнейшего возобновления. Слово обнаруживает людей, текст, творение соединяет.
Но все же «Русло» – это авторы, стихотворцы, сочинители со своей лирической статью и неповторимой повадкой. О многих из них мне приходилось писать, кто-то был обойден печатным критическим вниманием. Не успели, - газеты позакрывались... Но о каждом хочется найти слово, назвать поименно, хотя бы и в общем свитке. «Я люблю вас – словетессы, И люблю вас, словеласы! Стих он взвесь или повеса, Что о славу точит лясы?..»
Ирина Шпаковская – одна из первых, кто пришел в объединение. О ее стихах культуролог Г. Гачев сказал – «льдистый огонь», я писал статью «На грани таянья и льда», и другую «Воплощенная тишина...». – что опознается поэтесса «в подвижных ритмах, в хорошем ”чувстве лирического пространства”, в грустном замирании высоких надежд и радостных упований»... «Так пребывает и осуществляет себя лирика Ирины Шпаковской, прикоснувшаяся к “музе скорби и печали”, вскипающая во льду, замерзающая в кипении (цикл “Чай со льдом”), вслушивающаяся в моральное безмолвие мира и извлекающая свои образы из другой, своей Творческой Тишины...» Как только не представляли ее за «зимнюю тему», за холодок - и Снегуркой, и Несмеяной и Орлеанской Девой (в пародии)... Помню ее творческий вечер, не хватило мест для присутствующих, стояли в коридоре... Наталия Шарова – исполнитель собственных «авторских песен», и создатель музыки на многие стихотворения руслинцев. Также – из первенцев объединения: «И Вы под грифом держите все “Русло”, Чтобы вернуть нас песенной волной!». И «волной» со струной рифмовалось. Все вечера - всегда с «руслинкой, которая поет», она – праздничный промежуток между чтением стихов, и песни ее, в основном, любовно-элегические, но часто энергичные, задорные, с долей безбольной иронии, запоминающимися ритмами. Высокой оценкой ее песенно-лирического дара было хотя бы признание за нею лавров первого места в «Стихах в ночи», во время «Весны поэзии», с соответствующей наградой – выступить среди знаменитых поэтов Литвы в завершающих лирический праздник чтениях.
Кира Извекова – автор двух самоизданных лирических книжек, всегда на особицу, «интроверт», даже «в центре» с краю, но она - и «минута света» среди всех. Сама стихов не читает, но написанное ею «непоправимо», совершенно, это уже профессиональная лирика, да кто ж издаст? У нее «свет - синоним души - воплощается, а предметный мир - синоним плоти, тьмы – обретает световую природу». «Она всегда искренне радуется, если кому-то ее стихотворения доставили удовольствие. Ибо пребывание в мире стиха, в живых ритмах, рифмической оформленности для нее так же естественно, как дыхание, как неустанный труд сердца: “Этим живу, и это не нуждается ни в признании, ни в благодарности”». Так звучало в статье о ней. Так и есть на самом деле! Наталия Заровская – стихи ее изящные, с тонким эмоциональным строем, нередко с холодком изыска, а иногда и с вызовом, но неизбежно с романтической окраской. Так и вошла в «Русло» запомнившейся строчкой: «Далеко. Далеко. Далеко». Об этом и в пародии прозвучало: «Наталья, будь к людям поближе, Народ, он народ и в Париже, Вот только Париж – далеко».
Наталия Зубарева (Храмова) – автор стихотворений, живущих на грани прозы и стиха, мир для нее вроде достоин более совершенного воплощения – отсюда неизбежный порыв к поэзии, но любим и так – потому можно просто приласкать его добрым словом и отпечатлеть таким как есть, отсюда «проза». Валентина Скарджювене – создатель стихотворений из тех, что можно было бы назвать «тихой лирикой». В написанном ею звучит благоговение перед чудом жизни, нежность, замирание души над каждым цветком, шмелем или волной, это постоянные порывы к тишине, гармонии с бытием, и во всем - очень убедительной предстает русская тема, даром, что некоторые вечера завершались ее ностальгическими стихами. Но иногда неожиданно лира ее взрывается простодушно веселыми стихами, как будто устала быть во всем покорной и требуется душе хоть маленький, но бунт.
О Татьяне Тарасовой нужно сказать особо, она и художник, и стихотворец, эти два дарования живут в ней взаимодополняемо. Даже вечера некоторые «Русла» проходили с выставками ее картин. У многих на памяти праздничная такая публикация ее стихов, совместно со снимками картин, в журнале «Лад». И в статье «Красота двоеверия» – о двух музах Тарасовой - я писал о художественном веществе ее стихов: «Мы говорим о Днях Творения, но забываем, что они - из Единого Со-Творения мира. Спошествовать Природе силой творческого духа - цель такой поэзии. Поэтому так мало у Тарасовой лирического произвола... так много чисто метафорических озарений. Рассвет дарит миру “золотые и желтые стекла”, сковороду объемлет “синий лотос газа”, “снег, пропадая, слизывает с губ воду”... и т. д.». Словом: «Не разделить и не поправить, Что в ней в гармонии живет, Художник ли поэта славит, Художника ль поэт поет!?». Ирина Мастерман, пришедшая в «Русло» позже многих, по ее признанию, ощутила благотворное влияние содружества на свою лирику. Ей свойственно сочетание малой дробности бытия и ощущение одновременного присутствия высоких сфер. Поэтому стихи ее подчас звучат торжественно, сбиваясь на одические интонации, в них живет постоянное стремление нарядить мир, увенчать все праздником красоты. В сочетании с тонкой житейской наблюдательностью - «сугроб», свернувшийся собакой на крыльце, или о песочных часах – «восьмерка тонкого стекла», это создает убедительное лирическое претворение мира, приближает к автору недосягаемый идеал.
Виктор Денисенко и Мария Малкова пришли в объединение еще угловатыми подростками, школьниками. Денисенко – прозаик, автор фантастических рассказов, вошедших в книгу «Такси до Венеции» (Вильнюс, 2001). В книге его «незаурядная наблюдательность, неиссякающий интерес к сюжетам самой действительности и живое, очень активное воображение... В одной из публикаций в газете молодой автор назвал себя “фантастическим реалистом”... и можно признать, что как некий формообразующий принцип это соотношение очень бытовой реальности с очень фантастическим планом на страницах "Такси до Венеции" превалирует». У Марии Малковой в очень ранних стихах уже была видно главное: душевная сосредоточенность, внутренняя погруженность в себя, взгляд на звездное небо из глубины колодца. При всем этом, ее лирика не лишена эксперимента, поиска особой звуковой организации. У начинающей поэтессы было немало печальных мотивов, но со временем скорбная замкнутость как бы распалась, лирика ее стала открытее ходу и зовам жизни.
Как-то и сейчас с доброй улыбкой вспоминается первый вечер совместно с висагинскими бардами, пришедшийся на 13 апреля. Среди них – Алексей Яськов и Григорий Заварин. Это позднее они подарят руслинцев своей сообщей книжечкой, размером в ладонь – «Стиши» – а на первом вечере поистине очаровали всех авторской песней. Такие разные – Яськов – с голосом во все «русское раздолье», в чем-то похожий на молодого Горького, и по-рыцарски изысканный, шутливо-печальный Заварин, но что-то общее у них, «уживчивая муза» самодеятельной песни, лукавый говорок комментариев к исполнению, неизменный юмор, а все вместе – доброе, дружеское, располагающее, светлое... И так это пришлось «ко двору», начались взаимные поездки и творческие встречи, что и они, и частый гость «Русла» ироничный, с песнями на грани шаржа или фарса, Владимир Салимджанов, также из атомного городка, воспринимаются сегодня как неотъемлемая часть единой жизни «Русла».
Справедливости ради, надо сказать и о других. Это и поэтесса, журналист Раиса Станкевичене, радевшая о создании «Русла», опекавшая его в вопросах печати в газете «Эхо Литвы»; это непременный участник всех собраний, саркастический стихотворец Константин Биллер; «бич божий» всех слабых сочинителей, язвительный критик «Русла» Елизавета Суворова, очень неплохой автор, смелый экспериментатор в стихах. Или Александр Деркач, представлявший на вечерах каунасскую русскую поэзию, по-есенински лиричный и «громогласный» в чтении стихов; Мария Зенкевич, писавшая поэзию в «народном духе», а то и Игорь Коневецкий, с его эпатажно-эротическими стихами. Каждый из них внес свое, отыскал особую «экологическую нишу, остался в памяти, продолжает жить в слове: будь то Виталий Климович, скрывавший под маской простодушия и острую критику, и способность к тонкому пародированию стихов или рыцарственный, очень хороший («настоящий», «вдохновенный», – как вздыхали рядом) поэт Сергей Оддмин, автор книги «Ослепленный стрелец», или грациозная Светлана Петровская, запомнившаяся с первых же строк: «Весенняя метель - Веселая весель», и Марина Умурзакова, автор жесткой лирики, с трудными «наоборотными» сюжетами... И много, и премногие еще!
И вот, наконец, если «изборник» руслинской лирики взвидит свет хоть и в электроном варианте, – это поклоны под занавес, или аплодисменты к началу нового действия, трудно сказать. Сколько их, неприкаянных поэтических душ, «самокрутных поэтов» живет в Литве, подрастает в школах, сколько их в одном вильнюсском университете, сколько решилось взяться за перо на склоне жизни!? Уверен и знаю – немало! люди не могут жить без души, а душа просится к образу, к оформленности и воплощению. И, может, найдется другое Слово, сложится в иную текстовую реальность и соединит творящих людей в новое сообщество. И ему в годовщину создания также будут прочитаны приветственные стихи, посвященные лирическому единению, как это было когда-то с «Руслом»:
«Пусть в начале было Слово,
Не «Словарь» в итоге – Песня,
Мир воскреснет в Слоге новом,
Словелассы, словетессы...»
2004.04.13
* Поэтическое объединение «РусЛО» было создано по инициативе Кафедры русской литературы Вильнюсского университета и редакции газеты «Эхо Литвы» в 1996 году, как неформальная организация представляло творчество русских стихотворцев до 2000 года.